В укромном ущелье между гор находится поселок Краснокаменка, именуемое местным населением его древним названием – Кизилташ. С востока над поселком возвышается горная гряда с трема приметными вершинами: и здесь. В переводе с крымско-татарского Сандык-Кая - «сундук скала». Но у этой есть свое местное название - Каменный Лоб. И действительно, со стороны кажется, что вершина этой горы - сплошная каменная глыба, взобраться на которую почти не возможно. Но это впечатление обманчиво. Среди окрестных гор вершинка одна из наиболее высоких и находясь наверху перед взором открывается шикарная панорама восточной части крымских гор. А над вершиной парит ворон…
...
Над кручей могучей с названием «Каменный лоб» Кружились с утра и до вечера сизые тучи. У барина жил на подворье весёлый холоп, Красивый и статный, чуть-чуть озорной и певучий.
Был барин не грозный на вид, но гуляка такой, Что свет не видал расторопней, похабней, наглее. С дежурной улыбкой, всегда комплимент под рукой, В кармашке жилетки бутончик розана алеет.
Но горе той деве, что сразу перечить спешит: Нередко кровавы у барина были забавы. Мог втайне от всех он строптивицу взять задушить, Секирой изрезать. Короче, был скор на расправу.
Однажды холопу Васяте он вдруг приказал Забраться на Каменный лоб с непосильною ношей. Шёл с барином вместе холоп на вершину и знал, Что этот мешок с его любушкой милой хорошей.
И сердце терзалось обидой кипучей и злой, Оставить мешок, да убить сластолюбца и фата. Но груз запечатан был накрепко чёрной смолой, Узлов потаённых на нём было слишком богато.
А барин, казалось, всё ведал и был начеку. То лестью фальшивой, то окриком злым погоняя, Да, много холоп молодой повидал на веку, Был тоже не промах, хоть шёл, тихо слёзы роняя.
Вот высшая точка – прославленный Каменный лоб, На плоской макушке поставлен мешок, но, однако, В мечтах представляя врага заколоченный гроб, На барина бросился резко Васята в атаку.
Успев извернуться, столкнуть с грозной кручи мешок, Неистовый барин встал в позу, готовый к ответу. Холоп, между прочим, похоже, испытывал шок, Отчаянный вопль разлетелся по белому свету.
Руками огромными стиснув холёную грудь, В долину с обрыва хозяина сбросил Васята. Но что это? Господи Боже! Кошмар, просто жуть! Из вида вдруг барин исчез, взмыв за тучи куда-то.
Тут кречет над каменной глыбой вверху закружил, Агатом блеснул ворон-глаз над отвесною кручей. Как будто бы кто-то на плато в тот час ворожил: За кречетом взмыл в небо тёмное ворон могучий.
Недолгой под чёрными тучами схватка была: Был кречет повержен. Откуда у ворона силы? Скрипуче прокаркав, расправил два чёрных крыла И круг облетел над долиною, ставшей могилой.
Затем посидел, отдохнул и сорвался со «лба», Взлетел, ликовал, кувыркался и каркал. И что же? Навряд ли к нему благосклоннее стала судьба: Внезапно он понял, что стать человеком не может.
Всю ночь просидел бедолага на Каменном лбу, Шажками вороньими меря ночную обитель, В тоске и унынии злом проклиная борьбу, В которой не вышел никак из него победитель.
Под утро немного забылся коротеньким сном, Проснувшись, заметил: не стала судьба его слаще. Взлетел в поднебесье он, думая лишь об одном: Живёт старый волхв одиноко в разросшейся чаще.
Как стрелы направлены ветви в небесную высь, Замшелые сучья торчат, как корявые пальцы. Не видно лазейки нигде; ну-ка, лес, расступись! Дай лёту в свой сумрачный мир молодому страдальцу.
Казалось, волхвом ожидаем был этот прилёт: Стоял на крыльце покосившейся старой избушки. Слегка побурчал: - Разлетались тут. Что за народ. А после Васяту в избу пригласил «на ватрушки».
Внимательно выслушал, бороду гладя рукой, Затихла мгновенно вокруг вся чащоба лесная. В усы улыбнулся: - Гляди, расторопный какой Теперь тебе я расскажу то, чего ты не знаешь.
Зазноба твоя чёрной ведьмой при жизни была, Тебя привязала к себе ворожбой-приворотом. Любовь колдовская тебя иссушила дотла, А с барином были у ведьмы старинные счёты.
Твой барин не промах, он тоже умел колдовать, Твоими руками хотела его уничтожить. Да только представить такое могла бы едва, Что ворона кречет-колдун одолеть вдруг не сможет.
Когда он столкнул с вышины с твоей любой мешок, В полёте она на тебя наложила заклятье. Поэтому вскоре на круче стоял женишок Весь в птичьем обличье и перьях вороньих, как в платье.
Вот то, что случилось сегодня над Каменным лбом, Теперь тебе ясно, друг мой? Всё вполне объяснимо. Ведь если б она уцелела, - то вечным рабом Остался бы ты, а не самым родным и любимым.
И это не всё! Чтоб мученья продлились его, Закляла она на борьбу вас на долгие годы, Однако от страха совсем не учла одного, Что молод ты очень и слишком горяч от природы.
Останься он жив – то извечно велась бы борьба, Вы стали б людьми и была бы картина иная. А нынче, мой ворон, увы, твоё дело труба, И чем тебе можно помочь, я, Васята, не знаю…
